Вообщем я посмотрел, такой ветки не нашёл, решил добавить, может пригодиться, ну и собственно само предложение:

--Меняю, овощную и фруктовую консервацию на продукты питания, интересует бройлер(заморозка), рыбные консервы и крупы(выборочно) предложения на почту st-group2@mail.ru

alex2009, Думаю отличная темка, сам недавно бартеровался…

сам постоянно бартуюсь… по городу правда. на межгород еще не замахивался

Ох уж этот бартер… кто кого на**ет!
потом сливы по запредельным ценам…
хотя участники сделки оба довольны.

Schastlivtsev написал(а):

Ох уж этот бартер

давайте без эмоций! Делаем это регулярно, просто есть желание расширить ассортимент, на постоянной основе, интересно от 20 тонн, тогда и цена будет шоколадная…

Есть кисель ищу песок, крахмал.

Есть макароны Италия, свежие Томаты по отл.цене -Ищу баклею (для хорека) по отличным ценам, салат Ромейн.

alex2009, камень плетняк, запчасти на Фред Центури-меняю на еду(пожрать бы)

Хорошая тема-но в продуктахне попрет-скоропортящееся(бартер работает в основном на колхозах, где всегда трудно с деньгами).

sofft написал(а):

камень плетняк, запчасти на Фред Центури-меняю на еду(пожрать бы)

камень сдай на камнерезный, расчитаются готовыми изделиями, отдашь их отделочникам, они тебе деньги, купишь запчасти, отремонтируешь центурию, заработаешь деньжат, купишь пожрать))

ничосе — народ ещё бартуется, я думал кануло в былое.

alex2009 написал(а):

камень сдай на камнерезный, расчитаются готовыми изделиями, отдашь их отделочникам, они тебе деньги, купишь запчасти, отремонтируешь центурию, заработаешь деньжат, купишь пожрать))

я здохну пока все это проверну

FISHKA, ещё как бартуются… у меня дистр один втихаря от меня когда план выкупает, "льётся" в бартер))) и типа я не догадаюсь)))

Egoist написал(а):

когда план выкупает, "льётся" в бартер

а, понятно, тоже знакомо )))

товорообмен нормальная тема… если маешь процентов 10, то вообще хорошо… ускорение сбыта неплохое… порой скидку за нал такую не дают, как с товарообмена имеешь

Schastlivtsev написал(а):

Ох уж этот бартер… кто кого на**ет!
потом сливы по запредельным ценам…
хотя участники сделки оба довольны.

на базаре два дурака — один продаёт, другой покупает )))

меняю икру лососевую и рыбную консервацию на деньги))

Ну так что, где масса предложений по бартеру?7

кондитерские изделия интересуют?

julia27, лично меня нет, кондитеркой не занимаемся…

но попробуйте сформулировать примерно так, имеется кондитерские изделия(перечень), интересует такая-то продукция, рассмотрим все предложения… ))

Отказались от бартера лет 10 назад. Но теперь думаем, а почему бы и не попробовать опять.
Предлагаю тушенку "ОВА". Рассмотрю все предложения только в личку.
ivanovaf@td-ila.ru

предлагаю сгущенное молоко

michalyz, полностью согласен, поменяю овощную консервацию и джемы на деньги))

мдя-я, и нах мы вступаем в ВТО

Расея — один сплошной колхоз

О кооперации в России

(Письмо К. И. Морозова к М. М. Литвинову)

В 1919—1920 гг. в Копенгагене в качестве неофициального представителя Советского правительства находился Максим Максимович Литвинов (1876—1951), впоследствии нарком по иностранным делам. Основной целью его миссии были переговоры с английским представителем О Грейди относительно возвращения русских военнопленных на родину. Попутно решались и иные вопросы. Именно в это время на имя Литвинова пришло письмо от К. И. Морозова, одного из представителей так называемых русских «заграничных кооператоров» — деятелей, возглавлявших заграничные отделения Центросоюза, созданного в сентябре 1917 г. Впоследствии, ввиду отказа руководителей этих отделений подчиниться правлению, находившемуся в Москве, выданные им прежде доверенности были аннулированы.

Письмо Морозова — пространное рассуждение о судьбах кооперации в системе советского строя. Автор — кооперативный деятель с дореволюционным стажем, в прошлом эсер; в 1920 г. — председатель «Сибирьзакупсбыта», правление которого находилось в Лондоне.

Реакция Литвинова на письмо неизвестна; вероятно, оно осталось без ответа. Самого же Морозова будущий нарком в одном из писем иронично окрестил «лондонским кооператором».

Лондон, 20-го апреля 1920 г.

Представителю Комиссариата Иностранных Дел
Российской Федеративной Советской Республики,
М. М. Литвинову,

в Копенгаген.

Многоуважаемый

Максим Максимович,

Настоящее письмо посылаю по личной инициативе, без разрешения и осведомления моих товарищей по кооперации. Цель его — совершенно откровенно высказаться о создавшемся положении и, принимая во внимание ту роль, которую Вы играете сейчас при разрешении судьбы России как здесь за границей, так и дома, — попытаться изменить то неправильное направление, которое, по моему глубокому убеждению, принято Советской властью в вопросе товарообмена.

То обстоятельство, что я лично не знаком с Вами, облегчает объективность моего изложения.

Задача моего письма — разобраться в создавшемся положении, как я его понимаю, в связи с ролью в нем кооперации. Я не коммунист, не контрреволюционер, не средний, не левый, не правый (несмотря на мои собственные политические взгляды). Я сейчас — только кооператор.

Я не буду останавливаться на вопросе, почему необходимо или губительно для дела России и русского трудящегося народа то отношение к кооперации, которое создалось у Советского Правительства. Вернее, не буду останавливаться на теоретической стороне взаимоотношений между кооперацией и системой коммунистического государства, — в письме эта глубокая дискуссия не

378

уместится. Постараюсь подойти к вопросу с чисто практической стороны, а попутно осветить некоторые факты, как я их понимаю.

Еще в бытность мою в России, года два тому назад, А. Г. Шлихтер1 довольно подробно развил мне свою схему «химического несродства» между кооперацией и коммунистическим строем, схему, которая легла затем в основу советского законодательства по отношению к кооперации. Этим я хочу только предотвратить с Вашей стороны возможные возражения, исходящие из предположения, что я недостаточно хорошо знаком с вопросом и в логической связи с ним проводимыми Советским Правительством мерами по отношению к кооперации. После этого замечания я могу приступить к изложению своей «практической теории» этого вопроса.

Я долгие годы занимался ранее политической работой. Но даже в период моей работы как политика-профессионала центр тяжести работы у меня состоял в обслуживании экономических организаций демократии и изучении преимущественно этой стороны дела. В частности, я в период политической работы много времени посвятил активной и теоретической работе в кооперации. Вы, как я понимаю и осведомлен, действовали наоборот. Другими словами, Вы специализировались в области чистой политики, я — в активной кооперативной работе.

Давайте в этом условимся. Я знаю, что это не совсем укладывается в теперешней схеме синтеза кооперации и политики. Но ведь с точки зрения накопленного каждым из нас опыта и технического понимания — это все-таки так.

И знаете ли Вы, что такое эта кооперативная работа и с какими трудностями она сопряжена? Понаслышке Вы знаете. Но только тогда, когда перенесешь ее, можешь, наконец, осознать, что это такое!

Еще 14 лет тому назад, когда мы создавали первые маслодельные артели в Кадниковском уезде Вологодской губернии, делая пешком в зимнюю стужу два раза в неделю по 30—40 верст (средств для разъездов у нас не было), мы впервые натолкнулись на то, что нам нужно было преодолеть. Преодолеть нужно было темноту духовную, личный эгоизм, провести мостик от эгоизма темного, неграмотного человека к коллективизму. Я в то время был партийным работником социалистической партии2. Работал для партии как таковой. Но тогда же я на этой самой работе над человеческой заскорузлостью и пристрастием к консервативной традиции понял, что прошибить кору эгоистического отупения можно лишь действенной работой борьбы экономических факторов, факторов узкого эгоизма с эгоизмом группы, класса, и впоследствии — эгоизмом государства, живущего жизнью отдельной от иных государств. Я был хорошим крестьянским пропагандистом. Но все мои способности в этом отношении были ничто в сравнении с разбуженной экономической самодеятельностью. Социальный эффект последней получался неизмеримо больший, нежели все мои самые поэтические и действительно талантливые призывы «к лучшему будущему».

Только борьба личного эгоизма с общей целью, только в тот момент, когда обрабатываемый мною человеческий материал вдруг оживал и понимал, что ему не за кого зацепиться, кроме как за самого себя, когда всякая мысль о чужой помощи, об опеке государства, партии — всего — его покидала и он видел себя совершенно беспомощным, предоставленным себе, принужденному бороться самому за себя, только в этот момент и просыпалась самодеятельность, в этот-то момент и проявлялась борьба за существование, которая фатально выливалась в борьбу за коллективизм и, если угодно, за коммунизм.

379

В более поздний период так называемого расцвета русской кооперации, когда уже не в зимнюю стужу пешком, а в первом классе разъезжали мы для нашей кооперативной работы, предпосылки и результаты остались те же самые.

Мне говорили о Вас как о человеке экономически образованном. Но то, что я говорю, — в этом моменте перехода эгоизма к коллективизму, от «меня» к «нам», — Вы, может быть, в книжке и прочитали где-нибудь, но понять, вернее непосредственно пережить и осознать, Вы, конечно, не смогли. Для этого нужно было быть «кооператором».

Продолжаю. Если коммунистическое Советское Правительство хочет всерьез, а не «понарошку», как говорят дети, провести в жизнь принципы коммунизма, то борьба с кооперацией, с главным фактором ее бытия и сущности — самодеятельностью, борьба со свободной выборностью кооперативных правлений, по моему глубокому убеждению, влечет фатально к результатам, обратным желаниям коммунистического государства, — к насаждению таких эгоистических предпосылок, которые не только сотрут с лица земли малейшее напоминание о коммунизме, но и насадят строй, по сравнению с которым даже русское самодержавие было чуть ли не земным раем.

Как бы ни были мудры и глубоко благородны цели и стремления идейных руководителей теперешнего русского коммунизма, но объективные экономические факты сделают свое дело.

Что происходит сейчас в России в этой области? Вместо сознания личной ответственности, необходимости напрячь все свои силы до пределов не «меня», а «всех», вслед за созданием в кооперации нового «начальства», а не того «сукина сына нашего приказчика, который не доставил нам товару», у человека толпы атрофируются всякие стимулы к борьбе. При случае «начальству» и «морду набьют», и голову сломают, но… Это не будет самодеятельностью. Это — не «приказчик», а «начальство». Как оно прикажет — так и будет. Извиняюсь за упрощенные сравнения. Но нам-то с Вами, Максим Максимович, конечно, не приходится обольщаться иллюзиями относительно более глубокого понимания и отношения темной деревенской России, доставшейся в наследство коммунизму.

Я не продолжаю своих сравнений. Вы сумеете их продолжить без моей помощи.

Ну-с, а теперь позвольте перейти к положению вещей в нашем с Вами «вопросе». Какая создалась обстановка, объективная, независимо от наших и Ваших желаний? А вот какая.

Антанта хочет русского хлеба, льна, масла и прочего. Нам с ней не детей крестить. Если можем — нужно ей этого всего дать. За это мы можем получить от нее машины, плуги, шпагату и прочее добро, при посредстве которого мы можем достать у нашего крестьянина и хлеба для рабочего населения, и того же маслица, и мясца, и всего, что может маленько поднять дух нашего пролетария, дошедшего сегодня из-за недоедания и борьбы с физической смертью (при победе последней, как общее правило) до полной физической, а тем паче моральной апатии и готового отдать своими руками за кусочек хлебца не только «Латвию», но и «Воронежию» и «Тверию». А уж про то, что при таком состоянии он может отдать не только «Керенскую свободу», но и «Ленинскую диктатуру», не может быть и речи. Это — одно.

А другое — такое. «У каждого руки к себе гнутся». Я не обвиняю Антанту, что у нее к себе руки гнутся. У меня — как россиянина — тоже к России руки гнутся. У Вас — как российского дипломата на международном рынке

380

купли и продажи — тоже руки должны гнуться к России, которую хотят купить на международном аукционе в Копенгагене или Лондоне, или Париже, или Риме. Вопрос, значит, в том, чтобы каждому не продешевить. И вот — явилась презумпция — золото, платина, Китайский заем. Как и я, Вы, конечно, понимаете, что это не дело. В особенности не дело — концессии. А ведь кроме концессии — другого исхода по существу не остается. Посмотрим на последствия этих концессий, если они «по-всамделишному» пройдут. (Не по-«всамделишному», конечно, о них не может быть и речи: и Крезо, и Путилов достаточно умны, чтобы питать мысль их провести на этом — они-то уж добьются и сумеют добиться действительных гарантий).

Итак, концессии. Их придется дать много: и на леса, и на недры, и на железные дороги. При теперешнем положении России — гораздо в большем количестве, нежели то, что осталось в российской индустрии в неконцессионированном виде. Дать концессии — значит обеспечить известную свободу внутреннего их управления. Так как путиловский рабочий не получает достаточно хлеба, одежды и проч, а иностранному капиталисту-концессионеру не трудно будет доставить все это для своего «государства в государстве», то, естественно, что лучший и наиболее выживающий рабочий уйдет с огосударствленной фабрики коммунистического государства к концессионеру. Это первое. Второе последствие — тоже понятное — безболезненное международное завоевание России всеми, кому не лень. А знаете ли Вы, Максим Максимович, что это такое? Может быть, знаете, а может быть, и нет. Вот у нас в Сибири было такое Датское Товарищество по сбыту масла — «Сибирская Компания». Что это такое, можно выяснить только в анналах сибирской маслодельной кооперации. Но уж во всяком случае, Вы понимаете, что это было очень далеким от коммунистического идеала; даже самый мелкобуржуазный республиканский строй представляется раем по сравнению с владычеством «Сибирских Компаний» с правлением в Дании.

Не будем увлекаться. Ведь и Вам и мне известны уступки, сделанные Советской властью в этой области. Гарантии Ваши и Советского Правительства в том, что ни Вы, ни все остальные представители Советской России за границей не будут вмешиваться во внутренние дела союзных Правительств, т. е. что Советским Правительством не будет вестись коммунистической агитации, убьют возможность осуществить главную цель Российской Советской Коммунистической Республики — работу по осуществлению социализма за границей. Эти гарантии исключают основную расплату Европы перед Советской Россией за могущие быть данными Европе концессии.

Итак — концессии, т. е. самая невыгодная плата за «обглоданную кость», которую может выкинуть Европа России.

Но почему же не дешевле? Почему же не товарообмен? При котором положение России, как обладательницы сырья, будет наиболее благоприятным. Ведь на нем-то лучше всего поторговаться. Сырья, Вы знаете, у нас много, хлеба может быть тоже не мало, и совершенно излишнего — и Питеру хватит, и Европу накормим, и для нового хлеба машины получим. За чем дело стало? А только за тем, что без кооперации — ничего не получишь.

Да, без кооперации. Не без меня, конечно, или Коробова, или Беркенгейма и Авсаркисова3. А без кооперации как таковой.

Человек, сегодня случайно назначенный комиссаром, — не кооперация. Ему мужик ни хлеба, ни шерсти не даст. Вы знаете, вероятно, что мужик сожжет, в землю закопает, а «начальству», которое никогда не найдет с ним общего

381

языка, ничего не даст, да еще за бумажные деньги. Сейчас, в этот переходный период, он даст только себе, т. е. кооперации, настоящей, своей, собственной. И неужели эта самая кооперация, при сравнительных других противопоставляемых ей факторах, лучше, милее для Советского Правительства, нежели Крезо4 и Путилов5, с таким нетерпением поджидающие Вас и А. Б. Красина6 на предмет покупки оптом и в розницу России. Тут ведь какое-то крупное, трагическое недоразумение, в результате которого ни Советского Правительства, ни кооперации, ни демократии, ни даже Путилова и Крезо не останется, а выживет на место их наш старый знакомый «Иван», присужденный к вечной каторге за фабрику фальшивых монет и убийство дюжины детей, а теперь утекший с каторги, занявший где-нибудь должность провинциального комиссара, наворовавший в этой должности бриллиантов и в ближайшем будущем могущий фигурировать в виде «частной инициативы, столь притесняемой», т. е. такой буржуазии, которой не видала еще история.

Позволю себе далее обратить Ваше внимание еще на несколько фактических объективных данных в той неразберихе, которая произошла во всей этой истории с «кооперативным камуфляжем».

Советская Россия (заметьте — «Советская», а не какая-либо другая) была весь этот период под блокадой. Население вымирало. Советское Правительство тоже, вероятно, не особенно дружелюбно относилось к факту блокады. Ситуация в Европе была такова, что объективно не было выхода из положения: Антанта боялась большевизма больше всего на свете. Ни за что не могла согласиться на его признание. Демократия в Европе, правда, с чрезвычайным интересом следила за коммунистическим экспериментом в России, но у себя-то дома оказалась не настолько «подготовленной», чтобы завести такую штуку. Лишняя порция джема или молока — и отказ от решительной революции демократии в Европе. Ну-с, и при таком безвыходном положении нашлась русская кооперация, которая хотела или не хотела, но прорвала блокаду: в качестве санитара на войне подползла к умирающему русскому городскому населению и нищающему без товарообмена мужику. Какое же положение заняли Вы? «И он же батрака ругает: «Зачем испортил шкуру». Конечно, заранее с Вами согласен, что не за прекрасное лицо кооперации русской возлюбила ее Антанта, не увлеклась она невинностью и добродетелями оной русской кооперации: ей нужен был хлеб, лен, шерсть и прочее русское добро. Но все же, объективно-то, создалось положение, что другого модуса вивенди в данный момент не оказалось. А за сие — Вы, или вернее в Москве, решили дать порку кооперации: «Зачем испортил шкуру».

Я не хочу входить подробно в слишком сложные по сему случаю размышления относительно особенно «тонкой» политики Советского Правительства по отношению к Антанте. Боюсь только, что она настолько утоньшилась, что может порваться: где тонко, там и рвется. Я сознательно не хочу вмешиваться в политику этого рода, мешать кому-либо, и Вам в частности, в чем-либо в проведении той или иной политики: недаром я сознательно отошел от нее и недаром совершенно искренно (не подумайте, что это ирония, — пишу честно и правдиво) отдаю в этих вопросах Вам дань первенства, как политическому деятелю. Но позволяю себе в этом вопросе остановиться только на некоторых частностях. Ведь если это «тонкое» положение оборвется, то русский пролетарий и мужик не получат того, что им нужно. А им нужен товарообмен, товарообмен и товарообмен.

Узнав о Вашей и Советского Правительства программе товарных операций, я не нахожу ее в принципе заслуживающей порицания. Действительно,

382

необходимы локомотивы для товарообмена в первую очередь. Но локомотивы одни не могут послужить импульсом для того, чтобы мужик отдал свое добро. Ни пушки и сожжение целых деревень, как то практиковалось у Колчака, ни «третий сноп» Деникина, ни Комитеты Бедности и реквизиции Красной Армии в Советской России этого хлеба не добудут. Не добудут его и «кооперативные коммуны», подставленные вместо кооперации. Это подтвердил уже опыт. А поэтому, если нужны действительно локомотивы для перевозки этого хлеба, шерсти, льна, мяса и масла, то ведь нужны и действительные импульсы для вызова этих предметов от крестьянина, и импульсы, выработанные не в экспедиции заготовления государственных бумаг и других типографиях.

А время не ждет. Ведь в смысле простого физического выживания России (не говоря уже о торжестве коммунистических, буржуазных или монархических принципов) данный момент критический. Вы лучше меня осведомлены о положении, переживаемом сейчас Россией. Ждать нельзя ни минуты. Когда-то улита едет, когда-то будет. Когда-то привезут паровозы, когда-то наладятся мосты на железных дорогах, придут в пригодное состояние вагоны, полотно железных дорог, когда-то подкормятся ремонтные мастерские — не так-то скоро! А между тем май месяц и навигация на носу. Если не использовать сейчас навигацию в смысле товарообмена, то, может быть, и локомотивы зимой или к будущей навигации никакой службы не сослужат.

А практически это значит: если бы Вы, а через Вас в Москве, немедленно изменили тактику в отношении единственно реального настоящего аппарата для снабжения в сегодняшний день — кооперации, то при настоящей и международной ситуации и нашем положении за границей мы могли бы ведь сделать колоссальное дело, разрешить неимоверно трудную задачу. Через два месяца Мариинская система работала бы уже вовсю по перевозке заграничных товаров, которые могли бы быть заготовлены нами в надлежащем количестве, лишь бы были гарантии. А если бы кооператоров в России, вместо держания в черном теле комиссарского повиновения, призвали бы для другой работы, то эти гарантии были бы не бумажные, а, вероятно, одновременно же осуществились бы путем сборки сырья (излишнего, которое крестьянин прячет под спуд) для обратного следования по той же Мариинской и другим системам и без паровозов — на чем Бог послал, хотя бы на плотах. И вместо уже очень большого количества паровозов и очень большой траты последнего золота, может быть, значительное количество паровозов можно было бы заменить материалом для починки этих паровозов, который можно было бы приобрести в короткое время, если не при нашем посредстве, то при нашей помощи и указаниях.

Неужели мешает только боязнь дать свободу кооперации, как страшной угрозе коммунизму. Не могу понять только одного — как не мешает этому концессионная система! .

Мне кажется, что в отношении «контрреволюционности» кооперации давно бы пора бы положить предел бабьим сказкам. Уж что другое, а политический оппортунизм кооператоров, и самых крупных, на виду давно: оппортунизм искренний, принципиальный, ясный, ставящий одно условие — не менять кооперацию на Путиловых и Крезо. Другой дилеммы у кооператоров нет. Почему же выбираете Крезо, копенгагенского спекулянта, и всех прочих им подобных, даете им гарантии и преимущества, а на кооперацию, только за то, что она хочет остаться свободна в своей самодеятельности, хочет влить в население максимум этой самодеятельности, сыпете громы и молнии, обескровливаете ее, уничтожаете единственный оплот, оставшийся для восстановления физического

383

(только физического, а не какого-либо иного, по формуле «не до жиру — быть бы живу») ее сопротивления окончательному порабощению экономическому со стороны всех, кому не лень?

Мне передавал Беркенгейм Ваше одно положение «нельзя же быть государству в государстве», т. е. нельзя оставлять самодеятельность кооперации без контроля со стороны государства, — слишком она большая, мол. Да ведь об этом-то и речи быть не может. На какой на черт, извините за выражение, функции государства? Ведь сейчас мы только мечтаем о функции санитара, желающего раненого, голодающего, умирающего, разоряющегося, трудящегося человека подобрать и тому же государству помочь, чтобы хоть маленько от невиданной анархии предохранить. Контроль — так контроль. Никогда ведь и в былые времена не протестовали против контроля кооператоры. Только ведь контроль-то не значит — уничтожение самодеятельности населения, уничтожение выборных правлений. Нам с Вами, Максим Максимович, не нужно, кажется, особенно разъяснять разницу между этими понятиями.

Контроль — не означает также изменение кооперативного строительства по декрету. Как кооператор, могу сказать Вам, что создание форм объединений — действительно самое трудное дело. И тут уж никакие декреты не помогут. Так трудно, так трудно найти формы кооперативного объединения, что Вы можете узнать это, только поработав над этим, поверьте на слово, говорю с чрезвычайно горьким и тяжелым чувством. И повторяю — декретом можно, конечно, все сделать, но только на бумаге. А что получится при необходимости использовать такой декрет, как, например, сейчас объединение всех «в Центросоюз», увидите после, меня помянете, да будет поздно, если вовремя не отмените.

Может быть, вместо всех возражений, Вы скажете: «Да ведь нужно, вот сейчас так устроиться, по международным соображениям, чтобы парировать кооперативный камуфляж». Возражение веское, а главное, понятное для выполнения той задачи, которую Вы себе ставите. Но это безнадежное дело: ведь сейчас даже этого и не нужно. По существу дела, никто сейчас в Европе и не думает, что приехавшая делегация и Вы — кооператоры. Все отлично понимают, в чем дело. Так неужели, для сохранения теперь никому не нужной фикции, Вы станете портить в конец кооперативную работу, для Вас не вредную, населению полезную, для товарообмена — единственно возможную и неизбежную, хотим ли мы с Вами этого или не хотим.

Я не делаю выводов, не подвожу итогов сказанному. Все сказанное — уже само по себе итог. И если Вы в них вдумаетесь, найдете для этого время, может быть, будет не поздно исправить то, что, я глубоко убежден, Вы сами найдете большой ошибкой.

Писал Вам это письмо честно и правдиво. И это дает мне возможность думать, что Вы, «авторитетный» политический деятель, но абсолютно не «авторитетный» Председатель «кооперативной делегации», вслушаетесь в мои, может быть, и обывательские рассуждения политического характера, но «авторитетные» рассуждения кооператора, который не хочет быть ничем больше этого.

Добавлю еще одно. Не надейтесь, что иностранный (не говорю уже о русском) частный торговый капитал что-нибудь сделает и чем-нибудь поможет Вам, если Вы подставите его взамен кооперации в формулу товарообмена. Говорю это по опыту, ибо попытки эти были до Вашего приезда сюда, в других условиях товарообмена с Россией, более благоприятных для этого, для частного торгового капитала, нежели те, которые для него существуют в Советской России.

384

На первых порах пойдет будто бы гладко, а затем — кто за это возьмется сейчас из частных торговцев — и себя зарежет, и… Вас зарежет. Это считаю долгом сказать Вам по совести.

С совершенным почтением К. Морозов.

Бартер можно назвать и по другому. Встречные поставки, звучит красиво, а смысл действа тот же. А если назвать товарообменом, то и до кооперации не далеко. Чем плохо: два производителя в городе Н и городе П объединили свои усилия по взаимному продвижению продукции, ведь теперь производитель П усиленно продвигает на своем рынке продукцию своего партнера из города Н и ассортимент вырос и производство выросло и в городе Н его продукт продвигается без финансовых вложений. Вот если бы договорится и открыть ПО, то налогов на обменные операции не будет, так как это уже будет не встречная продажа, а передача, вот была бы красота. Но мы работаем как учили дяди из Европы, а то что у них половина продаж происходит через кооперативы нам не интересно, это же отсталость какая, в Царской России при Столыпине было. Не, из колеи не полезем, своя рубашка ближе к телу. А может попробуем?
Я произвожу детскую кондитерку, небольшая структура в Питере, но кое что можем. Кому интересно, пишите в личку или на форум обсудим.

Да, прикольная была тема… Выезжает фура со склада Hame на Ростов, проезжает несколько км, выгружается, потом опять загружается, скажем Ролтоном и пилит на Ростов! Всем хорошо! …