Перераспределением денег в государстве должны заниматься крупные госкомпании, а дело малого бизнеса — обслуживать их интересы. Это главное, что должны услышать предприниматели из последнего интервью Владимира Путина, считает эксперт Московского центра Карнеги Андрей Колесников.

Ценность многосерийных двадцати мгновений весны с Владимиром Путиным — интервью Андрея Ванденко, порезанное для ясности на короткие фрагменты — после обнуления сроков президента резко возросла. По сути в этом разговоре, как на проявляемой фотографии, постепенно проступает подлинное мировоззрение политика, который может оказаться исторически самым долгоиграющим лидером России — советской и постсоветской.

Главное, что свойственно рассуждениям Путина об экономике — это абсолютная государствоцентричность. Государство знает лучше других (в том числе лучше рынка), как правильно перераспределить деньги. Все во имя государства, через государство, с помощью государственных банков и корпораций и крупных государственных бизнесменов, про которых никогда нельзя сказать, используя бессмертное выражение героя фильма Гайдая, где начинается их «шерсть» и заканчивается «шерсть» государственная.

Можно считать это вульгарным кейнсианством с поправкой на российские договорные реалии. Но вообще такого рода госкапиталистические системы свойственны идеологически глубоко консервативным автократиям, где к управленческим процессам время от времени привлекаются технократы — нечто вроде позднефранкистской Испании, только без Хуана Карлоса и традиций частной собственности.

В ситуации защищенной частной собственности, внятной и стабильной регулятивной среды таких проблем просто не возникает

Бизнес должен быть крупным. Бизнес должен выполнять государственные задачи. Он должен находиться при государстве, то есть быть квазичастным. Развиваться он, судя по словам Путина, может исключительно в тени больших придворных концернов: «И мы сейчас пытаемся делать то, что в странах с развитой рыночной экономикой имеет место быть, а именно: возле крупных компаний работают десятки, а то и сотни маленьких предприятий, которые обслуживают как бы интересы крупных компаний. Вот мы сейчас что делаем? Мы, по сути, заставляем наши крупные компании, особенно с государственным участием, обеспечивать заказ для малых предприятий, счет идет на триллионы уже. И реально это заработало. Вот это заработало. И у нас начала меняться структура малого бизнеса».

Если в странах с развитой экономикой доля малого и среднего бизнеса колеблется вокруг 60 процентов, каким образом предприятия этого калибра работают «возле крупных компаний»? Едва ли найдется страна со свободной рыночной экономикой, где большие компании государство принуждает к помощи малому бизнесу, потому что иначе он и не выживет. В ситуации защищенной частной собственности, внятной и стабильной регулятивной среды таких проблем просто не возникает. Да и сама рыночная пирамида построена иначе: рынок, как и собственность, рождаются снизу, а не сверху, по указу и государственному распределению. Социально-политическая пирамида тоже построена иначе: деньги и власть — внизу, у муниципалов. Поэтому в самых маленьких городках закатывающейся Европы развита социальная инфраструктура, включая изобилие сервисов, муниципальных бассейнов, кортов, и т.п. В России же местное самоуправление разорено и уничтожено.

Вот в чем принципиальное отличие того Запада, который хоть либеральным, хоть закатывающимся назови, от наших неизменяемых десятилетиями скрепообразных устоев с коррупционной смазкой на сочленениях вертикали: там — все снизу, у нас — все сверху. Ровно поэтому доля малого бизнеса годами вращается вокруг отметки 20% ВВП (Росстат в январе дал цифру не за 2019-й, а 2018-й год — 20, 2%).

И эта доля снижается. А как ей не снижаться на фоне масштабных государственных интервенций и расходов, использования в качестве единственного инструмента экономической политики нацпроектов, на которые, на фоне падения цен на нефть и коронавируса, скоро не будет хватать денег. Как ей не снижаться в декорациях абсолютного преобладания в экономике крупных прикормленных государством (или наоборот — государство ими прикормлено) компаний и банков. В ситуации, когда в структуре стагнирующих реальных доходов доля доходов от предпринимательства год от года снижается. При понимании того, что теневой сектор тоже меньше не становится — вот уж где преобладает самый малый из всех малых бизнесов.

Глава государства рассуждает о бизнесе в терминах ст. 154 УК РСФСР — «скупка и перепродажа товаров с целью наживы».

Госкапитализм, который утвержден не только экономически, но и политически (и частью такой политики является несменяемость власти) — это одна сторона проблемы. Другая сторона — совершенно советское отношение к частному бизнесу, особенно в сфере торговли и услуг, как к чему-то второсортному и даже преступному. В декорациях олигархизации бизнеса, невероятной на фоне показателей других стран концентрации богатства, слияния власти и собственности и вытекающей из этого широкой рекой с кисельными берегами коррупцией как-то странно звучат слова о жуликоватости тех, кто покупает подешевле и продает подороже.

Андрей Ванденко: То есть я правильно понял, торгаш — жулик?

Владимир Путин: В сознании народа, мы же так говорим.

Андрей Ванденко: Я же про вас.

Владимир Путин: Знаете, я же тоже часть этого народа.

Андрей Ванденко: Понятно.

Владимир Путин: Поэтому, если по-честному сказать, ну если по-честному, ну так… Мы все так думаем. Хотя я вот…»

Да, это «народное» мышление, которое за три десятка лет иного, нежели советский, уклада так не выветрилось. И это одна из причин задержки России в развитии. То, о чем говорит Путин как о преступлении, называется «рыночная транзакция». С этого начинался примитивный постсоветский рынок, который спас страну от голода в период транзита от советских руин к новым условиям и правилам жизни. А глава государства рассуждает о бизнесе в терминах ст. 154 УК РСФСР — «скупка и перепродажа товаров с целью наживы». Если в крупных размерах — то и на семь лет можно было присесть. Между тем в том числе ввиду отсутствия этой скупки и перепродажи и рухнула советская экономика.

Сказанное в интервью не обнадеживает. Как и ритуальные слова про то, что надо создавать условия для малого бизнеса. Было 20 лет для формирования такого рода условий. И несколько раз уже не было времени на раскачку. 20 лет — 20 процентов малого бизнеса в ВВП.

Сидящий Калви (сидит, потому что у нас, по словам интервьюируемого, «приоритет российского права», а еще потому, что играют на рынках такие мощные игроки, как ФСБ, МВД, СК, Росгвардия, прокуратура и суды). Ходорковский — «жулик» и связан с убийствами («но не доказано — значит, не доказано»). Крупные компании, подминающие бизнесы. После этой вдохновляющей серии интервью еще оставшиеся инвесторы, укоренились ли они здесь или работают из авантюрных соображений, как на Юконе в иные времена, должны начать собирать чемоданы.

Кажется, до 2036 года доля малого и среднего бизнеса так и будет составлять 20 процентов. Согласно оптимистическому сценарию.Источник Статья добавлена superbiznes
16.03.2020 06:59